25 мая, среда. Опять остановился, опять ничего не пишу, опять занимаюсь внешней жизнью, скорее административной, и глохну как личность. Собственно, записать надо три события: экспертный совет "Открытая сцена" в министерстве культуры, Клуб Рыжкова и грандиозную катастрофу в Москве, связанную с отключением электроэнергии.
Сначала появились какие-то глухие слухи, что одна за другой останавливаются станции московского метро, потом выяснилось, что энергокризис затронул Тульскую и Калужскую области. Не смотрел телевизор, поэтому мог только догадываться по рассказам очевидцев, как чудовищно отразилось все это на столице. Даже представить себе трудно темные станции метро, старых людей, которых надо было выводить по неподвижным эскалаторам, а иногда и по шпалам в туннелях… Вставшие лифты, где находились люди. Вот и до нас добралось то, о чем мы читали раньше: язвы американского образа жизни. Вспомнилась энергетическая катастрофа в Нью-Йорке, во время которой в лифтах погибло 143 человека, смутно всплыл в памяти кризис 70-х годов… Президент в это время находился на праздновании столетия Шолохова в Вёшках. Он выразил мнение, что виновато управление РАО ЕЭС во главе с Чубайсом, которое всё занимается "головным" (это слово вставил уже я) реформированием, а не занимается текущими работами. Но казачьи пляски продолжились. А казалось бы, президенту надо срочно приехать в Москву, собрать Совет министров, уволить и Фрадкова и Чубайса, и только тогда уехать обратно на Дон и продолжать плясать. (Какое-то замедленное зажигание, как и в реакции на катастрофу с атомным крейсером "Курск".) У меня особое беспокойство: я и подумать не могу, что B.C. может застрять в лифте. Кстати, у нас дома днем отключилось электричество, не работал телевизор, и она была в панике. Вообще, всё это заставляет думать, что можно ожидать и худшего, что это лишь первый сигнал. Чернобыль, сравнимый с библейским потопом, случился в самом начале "перестройки". Может быть, московский энергокризис скругляет время?
Экспертный совет прошел удачно, много говорили о театре Жеваноча, о его новом выпуске. Практически, со скандалом, закрыли только одну пьесу, на которую я писал рецензию, и не только я, а еще двое членов совета, — это пьеса Александра Крастошевского "Партия". Оказалось следующее: М.Ф.Шатров организовал некую школу драматического искусства, в которой работает сам, а также Ю.Эдлис и М.Рощин, по крайней мере эти имена числятся в программках, распространяющихся в Липках (это со слов). Школа, естественно, платная, и за два года мастера гарантируют мастерство своих подопечных. "Партия" написана воспитанником этой школы. Пьеса очень слабая, с полным набором штампов. Действие происходит в больнице, двое раковых больных, министр и инженер, играют в шахматы, там же некий 19-летний музыкант, тоже обреченный. Рефрен: жизнь продолжается. В общем, типичная бредятина 60-х годов. Самое увлекательное в этом проекте — огромная смета.
Вечером состоялся Клуб Рыжкова, где главным докладчиком был Богословский (?), директор моторостроительного завода в Запорожье. Он рассказал о ситуации на Украине, о пяти группах людей с разными интересами в правительстве, говорил о необходимости интеграции во что бы то ни стало. У меня возникли вопросы — при настоящем положении дел не все можно интегрировать (мы один раз уже все не очень удачно сынтегрировали в Советском Союзе).
На Клубе были Селезнев и Глазьев. Пили вместе пиво, и Селезнев очень интересно рассказывал, как его лишили поста заместителя председателя межпарламентской группы — в одночасье, по телефонному звонку Грызлова, "мраморного" человека. А Рыжков говорил о том, как в Совете федерации зарубили квоты на импортное мясо — американское и бразильское. Я заметил: "Ну, ведь всё равно утвердите"… Разговор перешел на внутрипарламентские темы, много рассказывали о том, как выкручивали руки депутатам, тем, кто переходил из фракции во фракцию. Такое тут на меня накатило отчаяние! Захотелось именно в это место дневника вставить еще один коллаж из "Кошачьего города" пессимиста Лао Шэ:
"Последние триста лет были периодом разбоя, но это совсем не плохо, так как разбой свидетельствует о свободе личности, а свобода всегда была высшим идеалом людей-кошек…(Примечание: слово "свобода" в кошачьем языке не совпадает по значению с аналогичным китайским словом. Люди-кошки называют свободой эгоизм, насилие, произвол.)…другие страны действительно проводят реформы, развивают свои особенности, а мы развиваем свои. Особенность же наша в том, что, чем больше мы шумим, тем хуже у нас становится…начну со свар.
— Свар?!
— Это не наша штука… Собственно, это даже не штука, а организация, в которую объединяются люди с определенными политическими принципами и программой.
— …мы называем эти организации партиями.
— Ладно, пусть будут партии или как-нибудь еще, но у нас они называются сварами. С древности мы беспрекословно подчинялись императору, не смели даже пискнуть и считали высшей добродетелью так называемую моральную чистоту… Тем временем прошел слух, что император вовсе не нужен. Образовалась свара народного правления, поставившая себе целью изгнать императора. А он, проведав об этом, создал собственную свару, каждый член которой получал в месяц тысячу национальных престижей. (Примечание: "национальный престиж" — основная денежная единица в Кошачьем государстве.) У сторонников народного правления загорелись глаза, потекли слюнки. Они стали ластиться к императору, но он предложил им только по сто национальных престижей. Дело бы совсем расклеилось, если бы жалованье не было повышено до ста трех престижей. Однако на всех жалованья не хватило, и стали образовываться оппозиционные свары из десяти, двух и даже одного человека.
— …Были в этих организациях люди из народа?
— …Конечно, нет, потому что народ оставался необразованным, темным и излишне доверчивым. Каждая свара твердила о народе, а потом принимала деньги, которые император с него содрал… Когда чужой национальный престиж забираешь в свои руки, это считается очень благородным поступком!.. Наши государственные деятели, студенты все время твердят об экономике, политике, разных "измах" и "ациях", но стоит тебе спросить, что это такое, или попытаться самому вникнуть в дело, как они возмущенно закатят глаза… Политика изменяется, но не улучшается. О демократии кричим, а народ по-прежнему беднеет. И молодежь становится все более поверхностной. Даже те, кто в самом деле хочет спасти страну, только попусту таращат глаза, когда захватывают власть, потому что для правильного ее использования у них нет ни способностей, ни знаний. Приходится звать стариков, которые тоже невежественны, но гораздо хитрее. По видимости правят революционеры, а по существу — старые лисы. Не удивительно, что все смотрят на политику как на взаимный обман: удачно обманул — значит, выиграл, неудачно — провалился…